Николай Томан - В созвездии трапеции [сборник]

— Э, не стоит! — вяло машет рукой Костров. — Теперь этого все равно не поправишь.

ГЛАВА ПЯТАЯ

К концу дня Галина все-таки заходит к Басову. Она застает его мирно беседующим с комендантом Пархомчуком. Пархомчук чрезвычайно любознателен. Его интересует буквально все, особенно астрономия.

Галине нравится этот бодрый, по-военному подтянутый человек, хотя в последнее время у него вошло в привычку на любую просьбу отвечать в мрачном тоне: «Ладно, сделаю, если буду жив.»

На вопрос, чем вызвана такая неуверенность в собственном будущем, он изрекает: «Долго ли в наше время инфарктов и термоядерного оружия отдать концы?»

С Басовым, судя по всему, он ведет сейчас какую-то глубокомысленную беседу. Галина слышит:

— А что, Михаил Иванович, здорово, пожалуй, поумнеют люди лет эдак через пятьсот? Я ведь по себе вижу. Ну что я знал, работая в пожарной команде? Разве мыслимо даже сравнить те мои примитивные познания с тем, что я тут у вас постиг? Имел я разве полное представление, что такое Галактика, к примеру, или Метагалактика? А о таких терминах, как альфа и бета магнитоионных компонент, и не слыхал даже. Подумать только, какие это слова! А техника ваша? Параболические рефлекторы, синфазные антенны с полуволновыми диполями, экваториальные установки… Вот я и интересуюсь, что же будет с человечеством через пять веков?

— Кто-то из зарубежных ученых, — усмехается Басов, — на подобный вопрос ответил примерно так: лет через пятьсот человек по уму будет настолько превосходить современных людей, насколько современные люди превосходят корову.

Пархомчук счастливо улыбается. Видимо, его восхищает такая перспектива. Но тут уж Галина не выдерживает и решает вмешаться в их ученый разговор.

— А знаете, что ответил на подобный вопрос академик Опарин? Он сказал, что, думая о будущем, не мешает оглянуться и на прошлое. Не пятьсот, а почти две с половиной тысячи лет назад жил такой человек, как Аристотель. И если мы станем сравнивать мощь его ума с умственными способностями некоторых наших современников, с теми даже, у которых звания кандидатов наук, — Галина бросает при этом быстрый взгляд на Басова, — то вряд ли это сравнение будет в пользу последних.

— Вы идите, Остап Андреевич, займитесь тем, что я вам поручил, — поспешно обращается Басов к Пархомчуку. — И завтра чтобы все было готово.

— Если буду жив, Михаил Иванович, — недовольно бурчит комендант, которому очень хочется еще немного пофилософствовать.

Как только муж и жена остаются одни, Галина без всяких предисловий спрашивает:

— Зачем ты рассказал американцам о каких-то успехах Климова, Михаил? Ничего ведь не известно пока…

— А я лично уже сейчас ни в чем не сомневаюсь. Уверен, что Климов принял именно тот сигнал, за которым мы так долго охотились.

— А если не тот?

— Ну, так ведь я им об этом предположительно… И потом, не столько для них, сколько для самого же Климова, чтобы он понимал, как важно теперь подтвердить сказанное мною дальнейшей работой.

— Да-а, — качает головой Галина, — оригинальная у тебя метода. А они на основании твоего заявления черт знает что могут теперь написать. И уже не предположительно, а утвердительно, как о подлинном факте. И раструбят об этом конечно же на весь мир. Они мастера па этой части. А тем временем окончательно выяснится, что принятый Климовым сигнал не искусственного происхождения. Что тогда будем делать?

Басова, однако, не смущает такая перспектива. Он отвечает невозмутимо:

— Во-первых, я не думаю, чтобы американские ученые были так недобросовестны. А во-вторых, если не Климов, так Костров примет этот искусственный сигнал. У него тоже ведь кое-что нащупывается…

— Ах, оставь, пожалуйста! Ничего такого у него пока не нащупывается, — сердито прерывает Басова Галина. Ей уже не хочется продолжать разговор. С каждым днем она все больше разочаровывается в этом человеке…

Скверное настроение не покидает Галину и весь следующий день. Очень хочется зайти к Кострову, поговорить с ним, посоветоваться.

«А не часто ли я захожу к нему в последнее время?» — мелькает тревожная мысль. Нет, она не боится, что кто-то может обратить на это внимание. Ей просто не хочется надоедать Алексею.

Вспоминается, как несколько дней назад, проходя поздно вечером мимо домика Кострова, она увидела его у открытого окна и остановилась, чтобы окликнуть. Ее удивил вид Алексея. Он был небрит, волосы его были всклокочены, воспаленные глаза уставились куда-то в пространство. Письменный стол перед ним был завален книгами, журналами, чертежами и исписанной бумагой..

Понаблюдав за ним некоторое время, Галина негромко окликнула его, но он, видимо, не узнал ее по голосу и, досадливо махнув рукой, принялся торопливо записывать что-то. А она ушла, так и не решившись окликнуть еще раз.

Но сегодня Галина не может удержаться, когда проходит мимо домика Кострова.

— Добрый вечер, Алексей Дмитриевич! Можно к вам?

— Вы еще спрашиваете! — восклицает Алексей и спешит к ней навстречу, широко распахивая двери.

— Вы от Климова, наверное? Каковы у него успехи?

Галина неопределенно пожимает плечами:

— Слишком мало данных пока. Во всяком случае, ничего, свидетельствующего об искусственном происхождении этих сигналов. Боюсь даже, что это вообще не обнаружится… Ну, а у вас что, Алексей Дмитриевич?

Костров, вздыхая, собирает со стола листы исписанной бумаги, комкает их и бросает в корзину.

— Давайте-ка лучше чай пить. У меня давно уже чайник буйствует.

— Хорошо, — соглашается Галина, — но при условии, что приготовлю все я сама. Покажите только, где у вас что. И не уходите, пожалуйста, от ответа на мой вопрос.

Пока Галина заваривает чай и достает из буфета посуду, Алексей задумчиво ходит по комнате.

А что, собственно, рассказывать? — произносит он наконец. — Разве только то, что и меня начинают одолевать сомнения.

— Как, уже сомнения? — испуганно восклицает Галина.

— Да, сомнения, но не разочарование, — спокойно подтверждает Алексей, вглядываясь в настороженные глаза Галины. — Это ведь не одно и то же.

— А я очень боюсь этих ваших сомнений. Откуда они у вас? Вы так верили в успех, что и меня заразили этой верой. Я и сейчас продолжаю верить… И — если хотите знать всю правду, — я просто в вас поверила! Но ваша-то вера на чем была основана? Не на одной же только интуиции?

— Да, не только, конечно, — вяло соглашается Костров. — Было кое-что и более существенное. Очень обнадеживало, например, то обстоятельство, что излучение это создавало впечатление направленного. Ну, а сомнения оттого, что все еще отсутствует в этих сигналах модулирующая функция. А вам хорошо известно, что только она способна нести информацию.